Издательство «Циолковский» выпустило сборник переписок Модеста Колерова

Издательство магазина «Циолковский» недавно выпустило книгу Модеста Колерова — сборник переписок, куда вошли письма Бердяева, Булгакова, Новогродцева, Франка и Струве. С разрешения издательства публикуем отрывок из переписки Франка — Струве. 


Струве — Франку
Ul. Komenskeho 17. Smichov.
29.X.922.

- Реклама -

Дорогой друг! Наши последние письма разошлись, и я был последнее время так занят, что не мог на последнее твоё письмо ответить.
Я понимаю твоё настроение (понимаю в смысле констатирования или усвоения), но с точки зрения логической или социологической я воззрений твоих или понимания твоего не способен пока усвоить. Здесь есть какие-то «зияния» для меня. Конечно, для меня (и, может быть, в особенности для меня) важно всё понять. Но и вам необходимо вдуматься и понять, что перед вами вовсе не «эмиграция» и что ссылки на Россию на нас не производят сами по себе впечатления (ибо мы слышим периодически самые различные ссылки от самых различных лиц). Моральную ответственность вашу за каждое слово перед людьми, которые вели активную борьбу и после таковой ушли, я считаю гораздо более важной, более связывающей, чем ответственность, в смысле безопасности, за тех, кто остался там, в Совдепии. Вообще нужно понять, что для людей, которые вели борьбу, аргумент «безопасности» не имеет той силы, которую вы, кажется, ему приписываете. Я не могу упрекнуть себя ни в одном легкомысленном по- ступке с этой точки зрения, но тот факт, что моя семья оставалась до осени 1920 г. в Совдепии, ни на одно моё решение в смысле борьбы не влиял и не мог повлиять. Такова моя природа, и я чувствую и рассуждаю согласно ей. Психологию твою я понимаю, но объективно, по существу твои взгляды для меня загадка, и в особенности в связи с фактом вашей высылки, которая в моё понимание вещей вполне укладывается, а из возможного не моего выпадает. Ибо речи и звуки, подобные тем, мы слышали, но главная психологическая сила их заключалась в «произнесении» оттуда. Произносимые «здесь», да ещё людьми высланными (самая эта высылка есть «конклюдентный факт», как говорят юристы!), они теряют всякую субъективную психологическую силу и их приходится обсуждать лишь объективно, логически и психологически. Я потому не понимаю твоей точки зрения, что не могу предположить в тебе того, что вполне естественно,пожалуй, в Милюкове и Кусковой 358, этих «окаменелостях» иллюзий 359 и идеологий, господствовавших до 1905 г., или (другой вариант) в меркантильном приспособлении людей “практических” морального типа «дельцов» (таких очень много и они рассуждают очень неглупо!). Есть промежуточные звенья между идеологическим окаменением и деляческим приспособлением, есть варианты того и другого. Но идеализма вне героического миросозерцания я не вижу, и даже в большевизме или коммунизме я вижу только дьявольское извращение праведного героизма, подлинного Антихриста.Поскольку же в коммунизме исчезает героический момент и он становится businesslike, он становится материалом и перестаёт быть духом, даже дьявольским. Это момент малоприятный с точки зрения идейных врагов коммунизма. Но воспользоваться может им только героизм, ясный и прямой,наивное воплощение которого являет тип «галлиполийца»,тот, который в русской жизни уже приобрёл неувядающее значение своей моральной силой и простотой. Это не эмиграция той «питерской» марки, от которой разит в Париже и ещё более в Берлине и которая абсолютно всё приемлет,лишь бы можно было — жить так, как она привыкла и любит жить. Вне идеализма и героизма Россия не может спастись — таково основное убеждение моё, и всё, что подрывает идеализм и героизм, мне отвратно. Я не мог поехать в Германию, ибо я переобременён делами и обязательствами. И потому я вызвал Н.А. сюда. Но я сейчас же примусь за облегчение приезда твоего, Бердяева и Ильина сюда, ибо вам важно не только видеть меня, но и окунуться несколько в пражскую атмосферу, которая мало похожа на атмосферу берлинскую и совсем уже не похожа на атмосферу парижскую. В этой атмосфере очень мало «политики» и, кажется, совсем нет «псевдополитики», которая фабрикуется специально в Берлине.

Обнимаю тебя и твоих.

Любящий тебя П. Струве.


Франк — Струве

Берлин, 4 Ноября 1922 362

Дорогой друг, после суточного размышления и совещания со многими лицами, в том числе с Глебом, я решил отклонить любезное приглашение чешского правительства 363. Самое основное из многих соображений, склонивших меня к этому решению, опирается на сведения о квартирном кризисе в Праге. Я получил теперь в Берлине квартиру, в которой у меня есть отдельная комната, где я могу сосредоточиться и заниматься.

Этого блага я был лишён четыре года и, получив его и тем самым возможность научной работы и тихого созерцания, ни за какие иные блага не могу от него отказаться. Но и помимо того, на основании сведений, которые я получил от Глеба и других, пражское предложение представляется приемлемым только при условии разлуки с семьёй, т. е. оставления её в Германии, а идти на это мы не склонны. Материально я на некоторое время обеспечен валютой, реализованной от продажи в России библиотеки и остатка имущества; в идейном отношении и в Берлине есть что делать. Из 300 тыс. живущих русских выбрать материал, годный для обучения и нуждающийся в нём, всё-таки можно — что бы ни говорили о здешней колонии. У нас уже в принципе организована —

при поддержке амер. христ. союза — религиозно-философскаяакадемия и находится в подготовительной стадии «русский институт», т. е. институт изучения России и русской культуры. Как ни жалею я о теряемой этим возможности жить и работать вместе с тобой, но я боюсь измотаться от жизни беженца и не перед ними; это облегчалось и «русской акцией» чешского правительства по отношению к эмигрантам.

Что касается «наших разногласий», то я убедился, что в письмах ни до чего договориться невозможно. Смысл твоего последнего письма я улавливаю только смутно. Поэтому придётся отложить это до личного свидания. Я только нащупал теперь центральный пункт нашего разногласия, от которого производно всё остальное. Для тебя место, где живут миллионы русских и незримо, подземно растёт и творится русская жизнь, есть только «Совдепия», для нас — это коренная, доподлинная Россия, лишь болеющая недугом «Совдепства», да к тому же внутренне очень быстро от него выздоравливающая; красная сыпь, её покрывающая, для неё уже не опасна, хотя и причиняет ей страдания. Хотя Кремль и занят большевиками, сердце России всё-таки в Москве, а не в Праге; и в Праге, и где бы то ни было духовная жизнь, истинно национальная — возможна только при наличии хотя бы идеального единства духовного кровообращения с сердцем России. Пусть Прага — не «эмиграция», а «мозг»

России, — но и мозг нуждается в связи с сердцем. Вот — основной, центральный пункт, в котором солидарны все мы, твои принципиальные единомышленники, и в чём, по-видимому,глубоко теперь расходимся с тобой. Ещё два слова о «героизме». Я понимаю твоё настроение и высоко ценю, в наши трагические дни, героизм. В этом от-

ношении некоторые из нас, живших в России, не посрамили себя — Бердяев, спокойно под угрозой расстрела прочитавший в чека лекцию о различии между религиозным и социалистическим мировоззрением, Изгоев, мужественно переживший

положение заложника. Но я боюсь, что героизм для тебя значит теперь то же, что революционное настроение даже в отношении нынешней мерзкой действительности, и не

по обывательским, а по принципиальным соображениям, ибо — в согласии с твоими принципами — верил только Бердяев уверял, что прочитал «целую лекцию» Дзержинскому, Каменеву и Менжинскому  в духовное возрождение и перевоспитание, в длительные органические процессы.

Тороплюсь кончить письмо, в другой раз напишу подробнее. Когда же мы всё-таки увидимся? Т.к. ехать нам всем в Прагу и дорого, и хлопотно, то не сговоримся ли мы всё-таки хоть на один день съехаться в Дрезден? Но, конечно, лучше

было бы, если бы ты приехал в Берлин с Н. Ал.

Обнимаю тебя, жму руку Нине Ал.

Твой С. Франк.

P.S. 6.XI. Не успел в субботу отправить письмо, посылаю сегодня. Я виделся с Ильиным, который тоже отклоняет приглашение, но, как практический человек, предлагает избрать его в кандидаты в стипендиаты и с этой целью посылает и пр. На мой вкус эта комбинация

искусственна и не нравится мне чрезмерной предусмотрительностью. Но если она, по твоему мнению, возможна, то я тоже готов на неё, — на случай, если бы у нас в Берлине

здесь ничего не вышло или если бы политические и экономич. условия здесь изменились существенно к худшему. Твой СФ.


Франк — Струве
Берлин, 12 Ноября 1922.
Schöneberg, K. Schraderstr.
1 bei Grothe.

Дорогая Ниночка, только что мы получили твоё письмо, полное страстных упрёков. Оно меня всё-таки прежде всего порадовало, как проявление любви. Каким бы сухим эгоистом

вы меня не считали, но поверь, что отношение к П.Б. и тебе есть для меня, наряду с отношением к Тане, самое главное достояние моей жизни. У меня нет друзей в подлинн. смысле, кроме вас. Таня за эти годы нашла себе личного хорошего друга в лице Елиз. Вас. Болдыревой, я же не имею никого, кроме вас. С Бердяевым я за последний год идейно очень

сошёлся, но в отношениях с ним есть неизменный личный холодок, хотя он очень мил, симпатичен и благороден. Я ехал сюда с мечтой жить и работать вместе с вами, и, если бы

я мог думать, что я сколько-нибудь осуществлю свои задачи в Праге, я бы, не колеблясь, переселился туда. Твои упрёки мне очень напомнили те упрёки, которыми вы меня осыпали из Штуттгарта 20 лет назад, желая запрячь меня в журнальную работу в «Освобождении» и негодуя за недостаток гражданских чувств, за моё упорное отстаивание философского уединения в Мюнхене. Только теперь я на 20 лет старше и крепче стою на своих собственных ногах; может быть, я очень бесстыден в своём эгоизме, но устыдить меня сейчас трудно. Вы, конечно, ни в малой мере не эгоисты. Но вы, как сильные и страстные натуры, часто наивные эгоисты: дело, которым вы заняты, и место, где вы живёте,

совершенно непроизвольно представляется вам мировым центром. Поэтому ваша любовь принимает неизбежно оттенок деспотизма. Всё это я пишу отнюдь не в форме упрёка — я люблю вас такими, какие вы есть, и считаю, что вы иначе не можете думать и рассуждать. И т. к. я не моралист и никого, а тем более своих друзей, переделывать не хочу, то я за ваши упрёки ещё больше вас люблю. По существу дела основание моего отказа вы уловили неверно. Я, правда, торопясь, написал коротко и, м. б., не вполне вразумительно. Каким бы сибаритом вы меня не считали, суть дела всё-таки не в хорошей квартире, а в сомнении, смогу ли я в Праге действительно осуществить себя и своё призвание. Квартира играет тут только ту роль, что после того, как я в России, не имея угла для занятий и мысли, дошёл от шума и тесноты почти до помешательства, я органически, для всякой духовной работы, нуждаюсь в угле, и когда мне Глеб нарисовал картину, что мы всей семье должны будем,

вероятно, жить в двух номерах барака, то для меня было ясно, что при этих условиях я работать не смогу. Главную задачу своей жизни я вижу по-прежнему в научной работе, в наст. время в написании «Социальной философии»; я прежде всего органически ощущаю это как основное своё призвание, — и для меня, как «аморалиста», это есть решающее. Но я думаю также, что это есть, быть может, максимум того, что я могу дать народу и России. Ибо оставить России плоды духовного творчества в форме новых научных мыслей значит уже

кое-что сделать для истории. Наряду с этим меня, конечно,очень увлекает педагогическая деятельность. В Москве в последнем году, когда ни о чём другом я не мог думать, деятель-

ность в университете и акад. дух. культуры доставляла мне глубочайшее удовлетворение; я сознавал, что вдохновляю своих слушателей, и я создал целую группу учеников. Если

вы окажетесь правы, что в Берлине в эт. отношении совсем нельзя найти почвы и что единственная почва —в Праге, то это, конечно, было бы существенным аргументом в пользу переселения в Прагу. Но в этом отношении нам, философам, нужно было бы действовать сообща. Отпугивает и недостаток книг в Праге, о котором мне многие говорили, —ведь вы же должны понять тот голод, который в этом отношении мы испытываем. Чтобы не усложнять дела, я в прошлом письме не упомянул ещё об одном существенном сомнении. М.б., я и мы все в этом отношении совершенно заблуждаемся, но сомнение это есть. Дело идёт о «наших разногласиях». Что касается лично П.Б., то я всё-таки верю и надеюсь, что наше Wahlverwandschaft 368 превозможет то различие в настроениях, которое создалось в результате различного душевного опыта. Но я и мы все побаиваемся слишком сплочённого

кружкового общественн. мнения в Праге, о чём мы кое-что слышали; а мы — может быть, тоже ошибочно — чувствуем, что имеем кое-что сказать отличное от господствующей здесь

веры, и для этого нужна более свободная атмосфера. А при этом приходится ещё поступить на содержание чешского правительства по рекомендации пражских русский организаций — это нам как-то жутко. А если ко всему этому прибавить ещё материальные трудности устройства с большой семьёй — то нужно быть уж очень строгим, чтобы ставить

мне в вину мои сомнения. Горячо обнимаю вас обоих, надеюсь, что вы по старой памяти не перестанете любить вашего старого грешного друга. От Лялиньки я имел хорошее письмецо, которое меня очень порадовало.

Ваш С. Франк.


Берлин, 30 Дек. 1922.

Дорогой друг, мне не удалось выехать вместе с Ал. Сол. к тебе, как я сначала предполагал, — отчасти по необходимости спешно закончить запоздавшую статью в философский журнал, отчасти по личным обстоятельствам (которых ты не признаёшь, но которые мне, грешнику, в сей грешной жизни часто стоят поперёк пути) — именно всяческих семейных забот и в особенности необходимости бороться против угрожающего мне выселения из квартиры. Не теряю надежды ещё поспеть немного позднее съездить к тебе, потому что я очень заинтересован в том, что бы в спокойной обстановке и без помех поговорить с тобой. С Н.А. я, конечно, видаюсь; о положении Лёвы, которое всё ещё очень серьёзно,

ты знаешь от неё 371. Горячо обнимаю тебя.

Твой С. Ф.


Приобрести книгу Модеста Коброва можно на сайте издательства магазина «Циолковский»

Редакция Янгспейс
Редакция Янгспейс
Пишем о молодежной культуре и работе с молодежью. Присылайте материалы на почту: [email protected]

😍 Нравится Янгспейс?

А еще вот что:

Новости: