После долгого краутфандинга, издательство магазина «Циолковский», все же представит книгу Джона Росса — «Убитый капитализмом», презентация которой ожидается в конце февраля.
Джон Росс – эксцентрик, поэт, битник, историк и политический активист. Он друг и пропагандист сапатистских партизан Мексики, где он прожил всю вторую половину свой жизни, сторонник легалайза, завсегдатай поэтических слэмов и участник антивоенных акций «Живого щита» во время американских бомбардировок Багдада. Американскую историю борьбы с капитализмом Росс переживал как свою личную драму, череду конфронтаций, подъемов и падений, утопических надежд и революционных опытов. Его книга построена как доверительный разговор с уже ушедшими героями сопротивления — анархистами, социалистами и марксистами разных поколений. Это политическая медитация на тему американских левых с момента их фактического появления в середине девятнадцатого века и вплоть до антиглобалистского противостояния в Сиэтле и антивоенных демонстраций во время войны в Ираке.
Похожий на старую черепаху Росс ведет свои репортажи-воспоминания из истории рабочего движения и протеста в целом с Америке и не только, полёживая, как и положено черепахе — на солнышке, на кладбище в городке Тринидад, и славно выпив, вступает в беседы со знаменитым анархистом-мертвецом, Эдвардом Шнаубельтом, и более того, мертвец становится его соавтором, причем довольно вздорным и своеобразным.
С разрешения издательства публикуем отрывок из произведения.
Вопрос жизни и смерти
— Как тебе нравится Сиэтл? Ты говорил, что был там, так?
— Сиэтл… Я бывал там раньше, прикинь? В моё время он был радикальным городом. Его называли Красным Сиэтлом, потому что в нём скопилось много красных и уобблиз. Я занимался сплочением рабочих с лесопилок против лесных баронов и против войны Мак-Кинли на Филиппинах. Мы маршем добрались в Сиэтл и слушали выступления радикальных ораторов. Я слышал выступление Люси за создание Антиимпериалистической лиги — мне кажется, что это могло произойти в конце 1890-х годов.
— Эдди, я имею в виду крупнейшие демонстрации против Всемирной торговой организации, которые прошли в Сиэтле три недели назад. Ты говорил, что был там. Или там был твой дух?
Мы стояли по разные стороны на этом кладбище, или лучше сказать, я стоял напротив старинного надгробия и густой океанский туман окутывал всё вокруг. Это было в последние дни года накануне нового тысячелетия.
— Если я говорю, что был в Сиэтле, то я действительно был там. Я не видел тебя. Я натворил многое, но никогда не лгал, — с раздражением огрызнулся Шнаубельт.
— Это была демонстрация против глобализации. Шестьдесят тысяч человек вышли протестовать против Всемирной торговой организации, которая руководит нашими жизнями. Весной мы были в Вашингтоне, округ Колумбия, и прошли маршем против Всемирного банка и Международного валютного фонда. Сражения вскоре распространились на множество городов: Прагу и Квебек, Геную и Барселону, Канкун и даже Цинциннати. Это было похоже на новый Интернационал! Что ты думаешь об этом? Я про корпоративную глобализацию всей планеты? Можем ли мы это остановить? Хочешь сказать, что ты видел защитников окружающей среды в костюмах бабочек и дельфинов, металлургов в касках, фермеров и феминисток, радужные и красно-чёрные флаги, раввинов с пейсами и монахинь, одетых в чёрное анархистов, орущих во всё горло о том, что другой мир возможен?
— Ты еще не упомянул копов, слезоточивый газ и Национальную гвардию, а также введение комендантского часа. «Глобализация» — это они дали такое причудливое название империализму? Именно так мы это называли, когда я был в твоём возрасте. Ха! Твои дети считают, что придумывают новый словарь!
— Эдди, это новый монстр. Мир изменился со дня твоей смерти. Кроме того, в годы твоей молодости миром правили отдельные государства. Сейчас нации отстранены от дел. Правительства стран — это только коммерческие агенты транснациональных корпораций и Всемирного банка и кучки из 500 крупнейших миллиардеров во всём мире. Глобализация концентрирует всё богатство в отдельных бумажниках. Бедняки на планете сооружают свои картонные лачуги за воротами фабрик, стремительно деградируют и исчезают с рынка труда. Они теряют свою историю, свой язык, свои корни и свои леса, когда же они пытаются сопротивляться, чтобы вернуть себе всё это, Бубба Клинтон или любой другой президент может заявить, что все они террористы и послать на них бомбардировщики-невидимки. Я говорю тебе, мужик, это вопрос жизни и смерти!
— А я повторю, что уже видел всё это раньше.
Тут старые треснувшие кости Шнаубельта издали жуткий звук. Как назвать этот звук? Я представил себе, как он наигрывает мелодию из «Замка Монтесумы». Этот парень может выступить и на Шоу Эда Салливана.
Туман сменился проливным дождём, как водится с туманами Северного побережья, а у меня не было водонепроницаемой одежды. Шнаубельт предложил мне сесть, обычно это предваряло долгий дневной рассказ. Я отказался. В чём я нуждался сейчас, так это в зонтике.
— Ты знаешь, я жил в то время, когда они придумали эту дрянь.
— О какой дряни ты говоришь, Эдд?
— Империализм. Его изобрёл Уильям Мак-Кинли в 1898 году. Тогда он был президентом. Ты знаешь, кто такой Мак-Кинли, не так ли? Это тот парень, который находится внутри статуи возле Арката Плаза.
— Хм, compañero. Я думаю, что это скорее персы и египтяне придумали империализм. Империи были давно.
— Чёрт возьми, парень! Я говорю о старом добром империализме Янки! Эй, есть глоточек чего-нибудь, чтобы не замёрзнуть?
— Кого это ты назвал парнем, ты, вонючая мумия!
Я кричал сквозь дождь. Я принёс бутылку с небольшим глотком эрзац-виски из Кентукки, разлив немного на траву, закрыл бутылку, оставив немного для себя.
— Конечно, Мак-Кинли не сам провозгласил империализм. Если и был президент-марионетка, то это был Мак-Кинли. Ему приносили по 20 сигар в день, протирали шёлком высшего качества его медный лоб и отправляли его встречаться с людьми. Партийные боссы, такие как Марк Ханна, дёргали его за верёвочки, а Уолл-стрит тасовал его, как колоду карт. Когда Джон Д. «дирижёр» Рокфеллер и его банда говорили, что им нужны рынки, дешёвые ресурсы, рабы, новые торговые пути, экспансия и своя собственная империя, Уильям Мак-Кинли начинал прыгать, как мартышка на проволоке. Позже они назовут это творение «Явное предначертание», «просвещённый колониализм», будут говорить: «Бог на нашей стороне». «Свободное предпринимательство», «Демократия» — вот всё, о чём они могли мечтать, этим они оправдывали любой грабёж. Но это был империализм Янки, ищущий своё место в мире.
Сначала они убили своих собственных индейцев, захватили их земли, забрали половину Мексики и двинулись в Панаму. Это называлось Движением на Запад! И Движением на Юг! И по многим другим направлениям! Везде, где могли пришвартоваться корабли военно-морского флота США. Всё было собственностью Дяди Сэма.
Куба была персональным подарком Белому дому от Бога. «Каждая скала на этом острове выросла из песка, который был принесён течением и был вымыт рекой Миссисипи — это всё американская почва!» Ты знаешь, кто сказал эти слова? Государственный секретарь Авраама Линкольна, того самого Великого освободителя. Ты можешь прочитать об этом.
Мак-Кинли и Честный Эйб получили свои пули, они оба пользовались услугами старого Джона Хея, служившего в обоих кабинетах. Они оба мечтали об Империи Янки, Линкольн хотел свободной торговли с Хуаресом в Мексике. Во времена Мак-Кинли начался бум Империализма. Белый дом увидел, что Испанская империя рассыпается, и начал войну против них, установив блокаду Кубы…
— То же самое сделал Вашингтон с Фиделем Кастро полстолетия спустя.
— Вот видишь. Всё это вопли Хёрста, короля жёлтой прессы. Большой Мак взорвал свой собственный корабль, крейсер США «Мэн», убив 250 матросов, переложил ответственность на испанцев и «освободил» Кубу. Ха! Ты не успел бы просвистеть «Янки Дудл Дэнди», как Тедди Рузвельт всаживает американский флаг на пляже, заявив о правах Дяди Сэма на остров.
— Так же как Линдон Джонсон в Тонкинском заливе атаковал свой собственный авианосец, чтобы получить возможность разбомбить Вьетнам до основания.
— Ты быстро учишься мальчик. Теперь о Мак-Кинли. Он не был блистательным гением, но он знал, с какой стороны следует намазать маслом тост, и всегда говорил то, чего от него ожидали представители правящего класса. Он был толстым грифом из Кантона, Огайо, который при помощи взятки дважды попадал в губернаторский дом в Колумбусе, пока Ханна не сделал его национальным лидером. Он отыграл роль политикана на полную катушку. Но, когда он появлялся в обществе во фраке и шляпе, в нём не могли узнать президента.
Мак-Кинли пришёл в 1896 году, как кандидат от Республиканцев, выступив против Уильяма Дженнингса Брайана, бесполезного глупца из Небраски. Как кандидат Уолл-стрит, Мак-Кинли обещал наступление эпохи экономического бума и спокойствия рабочих, но это был бум бомб и мир кладбища. Крупные забастовки рвали страну на части, многие из них были направлены против политики Мак-Кинли и его денежных мешков. Первой была забастовка рабочих компании Пульмана, которая вспыхнула в Чикаго в 1892 году, когда президентом был Гровер Кливленд. На её подавление он отправил федеральные войска, несмотря на то, что губернатор Пит Альтгельд — представитель демократов — энергично противился этому. Они вытащили Юджина Дебса из его лачуги, находившейся за железнодорожным депо, и отправили его в тюрьму по подозрению в подстрекательстве к бунту. В 1894 году, когда Беркман стрелял в Фрика, человека Мак-Кинли, во время расправы с забастовщиками на заводе Homestead Steel Works были убиты десятки человек. Более десятка бастующих погибли на угольных шахтах в Пенсильвании. Но, в отличие от Колорадо и Айдахо, у горняков Хейвуда был динамит, и они щедро делились им со всеми желающими. Я уже говорил тебе: это были опасные времена.
Мак-Кинли не выиграл выборы 1996 года среди рабочего класса, так как они послали его… далеко на серебряном блюде. Будь уверен, что я, чёртов старый анархист, не голосовал за него. Для меня выборы — это буржуазная шутка. Но если бы Демократическая партия объявила себя партией рабочего класса и женщин, она могла бы собрать голоса обитателей трущоб против боссов и трестов. Я считаю, что проблема была в Пите Альтгельде, который мог стать кандидатом, но в 1894-м году он помиловал Неебе, Филдена и моего зятя, профессора Шваба, оставшихся в живых мучеников Хеймаркета. В ответ магнаты и их продажная пресса хорошо отделали его, чем поставили крест на его дальнейшей политической карьере. Пит не желал сносить оскорбления. Так что постепенно освободившуюся политическую нишу стал осваивать прежде запертый в холмистых прериях Дженнингс Брайан, который очаровал съезд своей программой по введению серебряных монет. Так он распял Демократическую партию на золотом кресте и расколол рабочий класс надвое. Холод пронизывал буквально до костей, я отхлебнул немного виски и плеснул глоток на землю.
— Был ли ты в Чикаго с Алтгельдом на этом съезде, Эдди? Я читал об этом в одной из книг Говарда Фаста.
— Merci, товарищ. Нет, я был здесь, среди дождя и сырости, рубя деревья и пытаясь поднять лесорубов на борьбу. Скоро я расскажу тебе об этом. Я читал о том, что произошло, в газетах и слышал об этом в рабочих салунах. На самом деле я не мог оказаться там.
Даже с миллионами Уолл-стрит, притом, что рабочий класс был ошеломлён и сбит с толку, Мак-Кинли не смог одержать убедительную победу на выборах. В день выборов они закрыли фабрики и рано отправили рабочих по домам, сказав, чтобы они не возвращались, если победит Брайан, поскольку в таком случае фабрики будут закрыты навсегда. Это произошло повсеместно по всей стране: от Патерсона, Нью-Джерси, до Портленда, Орегон. Это был заговор, чтобы обеспечить победу на выборах, но кто бы начал революцию из-за этого отвратительного Дженнингса Брайана? А ещё, чтобы обеспечить фальсификацию выборов, они вывели на улицы войска.
— Это ничем не отличалось от Хитрого Дика или Л. Б. Джея. Тебе не кажется, что всё в Америке постоянно повторяется?
— Я же говорил тебе, наблюдаю это десятилетиями…
Дождь, наконец, утих, но моя одежда промокла насквозь. Я хотел пойти домой и высушить её, чтобы в канун Нового года не свалиться с двусторонней пневмонией, но Шнаубельт внизу подо мной стал гневаться в своей уютной маленькой могиле.
— Слушай, парень, это история! И я рассказываю её тебе, как очевидец. Ты можешь возразить, что можно прочитать эту болтовню о глобализации и империализме в книжке и даже составить конспект.
— Эдди, почему только что ты назвал меня «парень»? Мне 62 года, на четыре года больше, чем было тебе, когда ты начал кормить червей.
— Смерть делает нас старше. Садись, сынок…
Я присел. Трава была мокрой.
— Так Мак-Кинли избрал сам себя с помощью мошенничества и прочих трюков, и теперь ему нужна была война, чтобы пополнить карманы Рокфеллера и заставить развеваться национальные флаги, чтобы разъединить и успокоить рабочих. Он послал войска на Кубу, и они пересекли весь остров через Сибоней, Дайкири и Сантьяго. Звук охотничьего рожка вызвал потоки крови, а Тедди Рузвельт вошёл в раж и потребовал взять высоту Сан-Хуан. Обе стороны изнывали от жары и падали на землю, как бабочки под тропическим солнцем. В отрядах Добровольной кавалерии под командованием Рузвельта находилось множество чернокожих солдат — они возвращались жёлтыми от перенесённой лихорадки. Но Бог был на его стороне, победа гарантировала Тедди отметку на его билете в Вашингтон в случае повторного президентского срока Мак-Кинли. Так что это был Янки-империализм в действии, мой мальчик.
Мак-Кинли был толстяком. У него был отличный аппетит. В первую очередь он сожрал Кубу. Затем он пошёл и закусил Пуэрто-Рико, похожим на золотой кусок свиного жаркого, плавающего в голубой Атлантике, и обещал подарить свободу жителям Пуэрто-Рико, но они до сих пор остаются рабами, прикованными цепью к США. Я знаю, о чём говорю. Я вижу Дона Педро Альбизу Кампоса, сейчас и вновь. Ну, ладно. Может быть, я и не видел его, но я чувствую его дух.
Потом Мак-Кинли отправил свои корабли отсюда на Гавайи, захватил в заложники королеву Лилиуокалани и посадил в её дворце сахарного короля Спрекелса, таким образом, Гавайи тоже были привязаны к цепочке часов Мак-Кинли. Строилась большая империя США. Янки разводили пары́. Куда бы они ни посылали свои стрелы, всё становилось их добычей. Мак-Кинли захватил Гуам и Американское Самоа. Аборигенов научили играть в американский футбол. Но самым лакомым призом были Филиппины. Местные жители, по мнению его преподобия Билла, не были христианами. Он хотел обратить в методизм этих папистских язычников. «По ночам я ходил по Белому дому, — поучал он Методистский Епископальный Совет в марте 1998 года, — и не стыжусь признаться: опустившись на колени, я молился, и на меня снизошло это озарение. Я осознал, что мы не можем оставить их так, мы должны взять их под своё покровительство, обучить этих филиппинцев и поднять их уровень, цивилизовать и христианизировать, затем я пошёл спать и крепко спал до утра».
На следующее утро Большой человек вызвал инженеров из Военного департамента и приказал им нанести Филиппины на карту Соединённых Штатов. И все последующие 50 лет они оставались на ней.
— Это прекрасный рассказ, профессор Шнаубельт! Я не думаю, что когда-либо слышал что-то лучшее о махинациях империализма Янки.
Несколько глотков — и я добил бутылку виски. В бутылке оставалось всего на несколько глотков, необходимых нам чтобы согреться и не стучать зубами — мы разделили оставшийся алкоголь ровно пополам. Я смутно помнил, что возле меня, где-то на траве, на случай непредвиденных обстоятельств имелась пинта текилы.
— Итак, что же случилось? — В моём вопросе звучало любопытство.
— То, что обычно бывает. Адмирал Дьюи прибыл в бухту Манилы и поднял звёздно-полосатый флаг. Пять тысяч было убито в первые несколько дней, большинство из них — филиппинцы. Их президент Агуинальдо создал партизанскую армию и, уйдя в горы, несколько лет нападал на морских пехотинцев. После того, как убили Мак-Кинли, его место занял Рузвельт и направил 50 000 наёмных убийц-янки на Лусон. Но они вовсе не были Гэри Куперами, и многие американские парни погибли несчастной смертью от дизентерии, лихорадки джунглей и отравленных стрел.
Думаю, они потеряли много молодых парней. В конце концов, американцы одержали победу, и Филиппины стали базой для операций янки по установлению контроля на Дальнем Востоке в XX веке. Янки-империализм никогда бы не достиг своих целей без Филиппин.
— Ты прав. Здесь прежде всего замешаны деньги, Эд. Во времена Вьетнама это были бомбардировщики Б‑52, летавшие из Кларка бомбить вьетконговцев в их паучьих ямах. Уэстморленд полагал, что он может сломить NFL (Национальный Фронт освобождения Южного Вьетнама) при помощи больших бомб, а затем послать наземные войска, чтобы завершить дело. Это должно было сработать, так же, как и прежде. Многие солдаты были застрелены или застрелились сами, или же пристрелили своих командиров. В конце концов, Вьетконг и антивоенное движение появились прямо здесь, в Брюхе зверя, отправив Дядю Сэма домой, прищемив ему хвост. Это было первым крупным поражением империализма Янки, и я горжусь тем, что был к этому причастен. Сегодня вы не найдёте Вьетнам на карте США!
Я аккуратно прочистил горло.
— Ты знаешь, а я ведь сидел в тюрьме за отказ отправиться во Вьетнам.
— Да, ты говорил мне об этом.
— Когда я был в тюрьме, я получал письма и рождественские открытки от Фронта Национального Освобождения. Они поздравляли меня за то что, я выбрал тюрьму. Они говорили, что это так похоже на Дядюшку Хо. Эта война свела меня с ума. Что бы мы не предпринимали, мы не могли остановить кровопролитие в Вьетнаме. Мы сбрасывали бомбы в этой войне, разрушали самих себя, принимая большое количество наркотиков, чтобы вытравить эти мысли из своих мозгов. Ничто, кроме решимости вьетнамцев, не могло повлиять на ситуацию.
— Не переживай ты так. Множество порядочных американцев сходили с ума на империалистических войнах. Война Мак-Кинли подтолкнула Люси к краю пропасти. Она выступала с речами по всей стране, именно тогда я увидел её в Сиэтле. «Я призываю молодых людей не идти на военную службу для участия в этой империалистической войне, которая закуёт в цепи рабства филиппинцев», — будет проповедовать она.
Но затем Альберт-младший, единственный сын Альберта Парсонса, Мученика из Мучеников, завербовался на войну Мак-Кинли. Может быть, он только хотел привлечь внимание матери или избежать того, чтобы она таскала его на каждый митинг. Может быть, он действительно хотел добиться славы, став кавалеристом Рузвельта. Я так никогда и не узнаю.
Эти воспоминания вызвали привкус жёлчи на языке.
— Эдди, рассказывал ли я когда-нибудь о своей старшей дочери, названной в честь дикого валлийского поэта Дилана Томаса, которая в возрасте 14 лет отправилась на Кубу во Вторую Бригаду Венсеремос 68 убирать сахарный тростник Фиделя? Так вот, она поступила на службу в военно-морской флот США и отправилась по Дороге Рузвельта в Сейбу, Пуэрто-Рико, где она занималась бомбардировками безлюдного острова Векьес на протяжении 14 лет. Что могло быть худшим для меня? Я был так расстроен, что пил пять месяцев кряду после того, как она записалась во флот США…
— А вот Люси не пила, но она изменилась. Младшему было только 18, может чуть больше, кроме того, он был её единственным достоянием, как она утверждала. Он потерял свой рассудок, она обратилась в суд, и суд направил его в Госпиталь Северного Иллинойса для душевнобольных, что окончательно разрушило парня. Другие пациенты издевались над ним и называли его анархистом. Он отвечал агрессией и оборонялся, тогда они отправили его в камеру, обитую подушками, где он впал в ступор. Люси продержала его в сумасшедшем доме 19 лет, пока он не умер от гриппа, и тогда она забрала его и похоронила у подножия могилы Альберта на Вальдхайме.
— Что за печальная история! Мне кажется, что все, кто родился в Америке, были переварены в Брюхе зверя.
— Дерьмо! Я не родился в Америке, — прорычал Шнаубельт, — я только похоронен здесь. Ты можешь прочитать об этом на моём надгробии.
Капитализм закусил мной на завтрак!